Искусство микроминиатюры сочетает в себе руки хирурга, терпение часовщика и воображение художника. Работа над каждым изделием требует упорства и сосредоточенности, а любая ошибка может перечеркнуть месяцы труда. Мастер из Новосибирска Владимир Анискин рассказал порталу Объясняем.рф, почему именно Россия считается родиной этого уникального направления, шедевры которого легко потерять, но невозможно забыть.
— Владимир Михайлович, начнем с вопроса, который поможет читателям лучше понять тему. Что такое микроминиатюра, когда она возникла и почему мастеров этого искусства очень мало?
— Таких мастеров сейчас всего одиннадцать во всем мире, шесть из них в России. Также они есть в Казахстане, на Украине, в Китае и Англии.
При этом историю микроминиатюры очень сложно аргументированно изложить, потому что есть два подхода. Первый — это Китай и Япония, где на рисовых зернышках еще около двух тысяч лет назад что-то делали. Но они только на зернышках и остановились, дальнейшего развития ремесло не получило.
Другой подход — это середина 1950-х — начало 1960-х, когда в нашей стране появились первые микроминиатюристы. В это время реально была подкована первая блоха и созданы другие работы. Поэтому Россия может считаться родоначальником этого направления искусства.
— А почему именно в странах постсоветского пространства так получило развитие это ремесло?
— Я думаю, что благодаря рассказу «Левша» русского писателя Николая Лескова. Эта сказка живет в сердцах каждого, о ней знают все, и она, я полагаю, тревожит души мастеров.
Когда мощная оптика и микроскопы стали более доступными, возникло желание повторить этот эксперимент, и вокруг блохи начали создавать мелкие детали. Таким образом появлялись мастера, формировалось искусство микроминиатюр.
— В рассказе у Лескова работа Левши была в итоге направлена в Англию. А ваши работы выставлялись за рубежом?
— Было несколько выставок: в Литве, Латвии, Китае, Чехии.
— И как воспринимала их местная публика?
— Люди, в общем-то, везде одинаковые. Поскольку это искусство редкое, то удивление и радость были у всех возрастов, у всех наций.
— Знаю, что вы занимаетесь микроминиатюрой с 1998 года. А с чего начинался этот путь?
— Самая первая работа, она же самая простая в жанре микроминиатюры — это надпись на рисовом зернышке. Где-то три месяца я учился зернышко шлифовать, полировать, инструмент затачивать, писать. Первой стала надпись в две строки, я это зернышко своей маме подарил. Там было поздравление с Новым годом.
Затем продолжил оттачивать мастерство и через два года, в 2000-м, создал новую работу. Это тоже было рисовое зернышко, но на нем уместился текст из 2027 букв — целая страница из рассказа Лескова «Левша», где царь смотрит на блоху. Эта работа стала моим первым серьезным проектом.
— Они у вас сохранились?
— Той, что матушке подарил, уже нет. А вот зернышко с текстом из 2027 букв находится в Санкт-Петербурге, в Музее микроминиатюры «Русский Левша».
— Прошло уже больше 20 лет, а надписи сохраняют свою яркость и не стираются. В чем секрет такой долговечности?
— Надпись создается так: сначала на поверхности царапаются буквы, затем зернышко покрывается черной масляной краской. Краска проникает в царапины, а излишки аккуратно удаляются. Если не трогать зернышко и не воздействовать на него, оно может храниться очень долго.
— Вы — доктор физико-математических наук, старший научный сотрудник Института теоретической и прикладной механики СО РАН. Как удается совмещать профессиональную деятельность и творчество?
— Совмещать непросто, потому что душевные силы ограничены. Приходится делить их между семьей, работой и хобби. Если человек занимается творчеством, то это часто происходит за счет других сфер жизни, например, науки или семьи. Со временем я понял, что для меня семья важнее всего. Научная деятельность идет на втором месте, а микроминиатюра долгое время оставалась в качестве простого увлечения.
Однако в последние годы решил сократить свое участие в науке и сосредоточиться на микроминиатюре. Хочется заниматься только тем, что приносит огромное удовольствие. Поэтому сейчас концентрируюсь только на искусстве микроминиатюры.
— Обращаются ли к вам другие мастера, чтобы создать что-то новое или решить задачу, с которой сами не справляются. Или специалисты из других областей, например, микрохирурги?
— Я знаю значительную часть микроминиатюристов, некоторых лично. Слежу за их творчеством и новинками. Но у нас нет объединяющей задачи, поэтому нет и сообщества. Каждый мастер самодостаточен. Одни пишут картины, другие создают объемные фигурки. Все делают то, что умеют.
А медицинские специалисты обращались. Правда, не микро-, а сосудистые хирурги. Задача заключалась в соединении сосудов с помощью микростента. Идея была основана на использовании металла с эффектом памяти формы, но она не сработала, потому что из-за небольшого объема этот эффект быстро исчезал. Хирурги не успевали провести нужную операцию, и сотрудничество прекратилось.
— В своей работе вы можете использовать даже пылинки, которые разрезаете на несколько частей. Насколько это сложная технология?
— Пылинка разрезается поперек, как колбаса, это не очень сложно. Достаточно заточить маленький инструмент, например, ножичек, или использовать осколок лезвия, скажем, от обычного ножа.
— Какие инструменты и материалы необходимы мастеру микроминиатюр?
— Я сам придумываю и создаю для себя инструменты. У меня есть два станка: токарный и заточной. Обычно использую всего три-четыре инструмента, которые выполняют 90% всех задач.
Но есть и специальные инструменты, которые нужны только для одного дела. Они могут лежать без дела десятилетиями. Например, я делал резцы изогнутой формы. Один из них был нужен, чтобы выточить внутреннюю полость сосуда, когда создавал кувшинчики с маленьким горлышком и большим пузиком.
— Ваша последняя на данный момент работа — микроминиатюра с котенком по имени Гав и псом Шариком в ушке золотой иголки. Откуда пришла идея для этого сюжета? Из чего выполнены котенок, песик, бабочка, блюдце и сосиска?
— В моем творчестве присутствует целое направление, посвященное героям советских мультфильмов. У меня есть крокодил Гена и Чебурашка, Буратино, Винни-Пух. «Котенок по имени Гав» — продолжение этой серии.
Я давно собирался ее выполнить, но ряд других задач не позволял этого сделать. И вот наконец нашел время. К тому же работа выполнялась на таком душевном подъеме, что бывает, но нечасто.
Высота фигурок — около 1 мм. Самым сложным было сделать усики котенку. У Шарика они обозначены точками, а у котенка топорщащиеся. Пришлось потрудиться. Для усиков использовал вольфрамовую проволоку диаметром 10 микрометров, она применяется в некоторых научных приборах.
Сами же фигурки выполнены из специальной краски, обработанной особым образом. Технология и тип краски — это мои ноу-хау. После обработки она становится мягкой, как пластилин. И вот прикасаешься к основе, раз — у тебя капелька образуется, ждешь, пока она высохнет. Потом прикасаешься второй раз, капелька становится больше. Потом третий, четвертый... Вот так — капелька за капелькой — как бы вылепливаются эти работы. Технология сложная, но в результате красиво получается.
— А сколько в среднем уходит времени на создание одной миниатюры?
— Как правило, каждая работа занимает около полутора месяцев. Это средний срок для создания миниатюры.
— В числе ваших работ есть микроиконы. Вы получали благословение на их написание?
— Да, я получил благословение. Пришел к батюшке и показал ему пробную икону, чтобы он понял, о чем идет речь. Поделился своими сомнениями, и он их развеял. Сказал, что можно делать микроиконы, но их обязательно нужно освящать. Поэтому я освящаю все свои иконы после изготовления. Несколько из них находятся в церкви, но их не выставляют на видном месте.
Я также заметил, что людям хочется разглядеть образ и узнать святого без увеличительного стекла. Поэтому, если сначала делал иконы размером около 8 мм, то затем стал делать их все больше и больше. И восприятие улучшилось: именно узнаваемость образа дает людям понимание и вызывает положительную реакцию. А вот когда икона маленькая, приходится рассматривать ее через увеличительное стекло. Не каждый сразу узнает святого, что вызывает дискомфорт.
— Пришлось изучать каноны иконописи?
— Нет, не изучал, я с ними был знаком, хотя глубоко не погружался. Просто беру понравившийся мне образ и его копирую.
— Часто ли бывают неудачи при создании миниатюр?
— Изредка случаются. Обычно это происходит, когда я хвастаюсь и заявляю, что скоро закончу работу. Именно в такие моменты что-то идет не так: либо ломается инструмент, либо процесс затягивается.
Такое у меня было несколько раз. Например, с портретом Гагарина, при создании ордена и некоторых других вещей. Но особенно ярко это проявилось, когда работал над танком Т-34. Я тогда заявил, что в определенную дату закончу эту работу. Но все пошло не так, и я понял, что слишком много обещал. Пришлось признать поражение.
— А приходилось ли отказываться от идеи, осознавая, что ее невозможно воплотить в микроминиатюре?
— Да, были случаи, когда я видел, что задуманный проект в микромасштабе неосуществим. Например, хочу создать копию картины или объекта. Выбираю самую мелкую деталь и думаю, как ее воспроизвести. Затем пересчитываю размеры и понимаю, что задача нереализуема. Когда мне поступают такие задачи со стороны, я, как правило, отказываюсь.
— Часто ли вас просят что-нибудь продать из миниатюр или выполнить чей-то заказ? Есть ли в этом виде искусства коллекционеры?
— Бывают частные заказы, но они обычно не слишком дорогие. Дело в том, что мастеров немного, и рынок микроминиатюр еще не сложился. Поэтому нет коллекционеров и нет стимула для роста цен. В таких условиях приходится ориентироваться на бюджет заказчика.
— Где можно увидеть ваши работы?
— В музее «Русский Левша» в Санкт-Петербурге, а также в его филиале в Сочи, где проводится квазипостоянная выставка «Шедевры микроискусства». По ней мы заключили договор на пять лет. Затем оценим результаты и примем решение о будущем.
— Проводите ли вы мастер-классы? Есть ли молодежь, которая стремится овладеть этим искусством?
— Такие мастер-классы проводить сложно. Для каждого участника нужны микроскоп, инструменты. Я пробовал, но это оказалось неудобно. Зато читаю лекции школьникам об искусстве микроминиатюры, показываю им свои работы. За счет этого расширяется круг почитателей жанра и удается привлекать новых зрителей на выставки.
— Планируете ли вы династию микроминиатюристов? Есть ли у ваших троих сыновей желание продолжить ваше дело?
— Ну, старший точно говорит: «Мне это неинтересно». Средний уже кое-что умеет, например, писать на зернышках. Насколько у него хватит запала — неизвестно, но и я не тешу себя надеждой, что кто-то из них пойдет по моим стопам. Для них это не встреча с чудом, для них это обыденность: папа что-то делает, показывает маленькие вещицы. Они же все первыми видят, наблюдают за процессом изготовления, разными этапами создания работ.
Учеников тоже нет, потому что я, честно говоря, не знаю, можно ли научить этому делу. Могу лишь показать, а человек должен как-то сам учиться. Тут если у тебя есть любовь такая, какая была у меня, то в принципе никто и не нужен — сам до всего дойдешь, преодолеешь все сложности и станешь мастером.
— А вам с какими трудностями приходится сталкиваться?
— Почти за 30 лет мною создано около 300 работ. Самые трудные — те, что сочетают технологическую сложность с художественной выразительностью. К таким относятся мультипликационные персонажи. Их создание требует мастерства, но и результат поражает красотой.
При этом некоторые работы требуют технологической подкованности, но совсем не зрелищны. Например, создание алфавита на торце волоса. Это очень сложная задача, но она не привлекает большого внимания зрителей из-за того, что не имеет яркости.
Трудности возникали из-за электростатики: элементы часто отскакивали в сторону, и я не успевал их зафиксировать, попросту терял. Приходилось делать новые.
Существенная сложность для микроминиатюристов — это их собственное сердце. Его биение передается через сосуды к пальцам, а оттуда — к инструменту. Это биение невозможно убрать, поэтому приходится подстраиваться под него. Особенно мелкую работу приходится выполнять между ударами сердца.
Зрение у меня всегда было не идеальным, а со временем стало ухудшаться, и дело не только в возрасте. Научная деятельность требовала большого количества времени у монитора, что, вероятно, тоже повлияло.
— Есть ли у вас мечта, которую пока не удалось реализовать в искусстве микроминиатюры?
— Да, есть две глобальные цели, к которым я двигаюсь потихоньку, — самое маленькое изделие на Земле, созданное рукой человека, и движущиеся микроминиатюры.
Что касается первого, то в Книге рекордов Гиннесса зарегистрирована плоская модель человеческого эмбриона размером 30 на 50 микронов. Это довольно интересная работа, но можно ли считать ее самой маленькой? В Книге рекордов указаны только два параметра, но можно ли плоский объект считать самым маленьким, созданным человеком, или он обязательно должен быть трехмерным?
Это уже мысли профессионала в этой области, но обсуждать их не с кем, поскольку Книга рекордов Гиннесса больше не принимает заявки из России. У меня было две заявки, которые застряли в неопределенности.
А движущиеся микроминиатюры — это вершина мастерства, они невероятно сложны. Я уже начал работать в этой области, понял, с какими трудностями столкнусь, и ищу способы их преодолеть.
— Что бы вы могли посоветовать тем, кто захочет стать микроминиатюристом после прочтения нашего интервью? С чего начать?
Купите микроскоп и попробуйте что-нибудь простое. К примеру, напишите свое имя на рисовом зернышке тоненьким фломастером. Это самый доступный способ начать. Но, как правило, после этих первых шагов энтузиазм угасает.
А тот, кто не остановится, будет стараться делать работы по размеру все меньше, меньше и меньше. И, повторюсь, успехи будут зависеть от желания продолжать, от того, насколько большим оно будет.
